Комментарии к статье №12, Самуил Маскевич, 1594–1621

Редактор издания (14.03.2022 06:39:02)

13.
Товарищами в войске назывались кавалерийские офицеры из шляхтичей, содержавшие себя сами и приводившие с собою, на своём иждивении, несколько всадников.

21.
Пахоликами назывались оруженосцы товарищей, для отличия от лагерной челяди или от простых служителей. Они также участвовали в сражениях.

27.
В списке Нимцевича прибавлено: с дозволения езуитов.

29.
Автор говорит Boiarow, не различая бояр от детей боярских.

38.
Достопамятный договор Жолкевского с боярами о возведении королевича на Русский престол, подписанный гетманом 17 августа 1610 года, уцелел в подлиннике в нашем Государственном Архиве, и напечатан в Румянцевском Собрании Госуд. Грам. ч. II, № 199. Главные условия его следующие:
1) Патриарху, духовенству, синклиту и всем сословиям Московского государства просить короля Сигизмунда, да пожалует им сына своего в цари.
2) Королевичу венчаться от патриарха по древнему обряду.
3) Владиславу царю чтить святые храмы, иконы, мощи и все духовенство; церковных имений не отнимать, в духовные дела не вмешиваться.
4) В России не быть ни Латинским, ни других вероисповеданий костёлам; Жидам не въезжать в Московское государство.
5) Не переменять древних обычаев; чиновниками и боярами быть одним Русским.
6) Поместья и отчины неприкосновенны.
7) Основанием гражданского правосудия быть судебнику, коего исправление и дополнение зависит от государя, думы боярской и земской.
8) Государственных преступников казнить единственно по осуждению царя с боярами и людьми думными; без торжественного суда боярского никто не лишается ни жизни, ни свободы, ни чести.
9) Кто умрёт бездетен, имение его отдавать ближним, или кому он прикажет.
10) Доходы государственные остаются прежние; а новых налогов не вводить без согласия бояр.
11) Земледельцам не переходить ни в Литву, ни в Россию от господина к господину.
12) Польше и Литве утвердить с Россиею вечный мир.
13) Жителей из одного государства в другое не переводить.
14) Торговле между обоими государствами быть свободной.
15) Королю немедленно вывести войско из всех городов Русских.
16) Всех пленных освободить без выкупа.
17) Гетману отвести Сапегу и других Ляхов от Лжедимитрия и вместе с боярами взять меры для истребления злодея.
18) Между тем гетману стоять с войском у Девичьего монастыря и никого из своих не пускать в Москву, без дозволения бояр и без письменного вида.
19) Марине Мнишек ехать в Польшу и не именоваться государынею Московскою.
20) Отправиться великим послам Российским к государю Сигизмунду и бить челом, да крестится Владислав в веру Греческую.

41.
Филарет тогда ещё не был патриархом. Сукин назван в подлиннике Sakin. С Филаретом отправлены к королю, кроме думного дворянина Сукина, боярин Голицын, окольничий князь Мезецкий, дьяки Луговский и Сыдавный — Васильев, архимандрит Новоспасский Евфимий, келарь Лавры Авраамий, Угрешский игумен Иона и Вознесенский протопоп Кирилл. О цели и успехе посольства так сказано в Повести Филарета:

«Святейший Ермоген патриарх и блогочестивии бояре и вси Московстии людие посылают к Литовскому королю под Смоленск просити королевича на Москву преосвященного Филарета митрополита Ростовского и Ярославского, да послов боярина князя Василия Васильевича Голицына, да князя Данила Ивановича Межецкого, да дворянина князя Якова Борятинского, да иных дворян с ними, и Спаса Нового архимандрита Евфимия и Вознесенского протопопа Кирилла, и Троицкого келаря Авраамия Палицына. И наказав их патриарх от Божественных писаний, иже за веру стояти крепко и непоколебимо, даже и до смерти, и не щадити живота своего, много же укрепляя их, сам же бысть слезами обливаяся, такоже и преосвященный митрополит Филарет, и боярин князь Василий Васильевич, иже и с ними, со слезами вси обещеваясь, глаголюще: cие твое наказание, о честнейший господине святителю! с радостию в сердце свое приемлем и готови есмя за дом пречистыя Богородицы и великих Чудотворцев до смерти пострадати и за веру крепко и непоколебимо стояти.
И тако благочестиво их отпусти, и рек: идите; Бог с вами и пречистая Богородица и великие Чудотворцы, иже в Poccии просиявшие, наши же заступники и хранители, Петр, и Алексей, и Иона, и Cepгий, и Димитрий Чудотворцы и святый новострадальный благоверный царевич Димитрий. Онии же путеви касашеся и поидоша, и приидоша под Смоленск.
И приидоша к королю. Приятым же им бывшим от короля честно, и потом испытает король вины пришествия их. Преосвященный же Филарет митрополит и весь духовный чин и боярин той же князь Василий Голицын с товарищи сими словесы нача посольство правити, глаголя: Послани есмя к тебе, великому государю. Патриарх Московский и бояре и весь дом царский, по совету всея Россинския державы, нами, послами, приказывают твоего благородия молити, да сотвориши полезная нам, и вдашь сына своего на Московское государство и отоимеши кровавый меч, с обою страну посекающий православных крестьянь немилостиво. Да весть твое благородие, яко царский корень от Августа кесаря на Московском царстве пресекаем, и мнози волцы и хищницы восташа на ны, и на царствующий град напрасно и жестоким ополчением нападают, и грады разрушают, и людей безчисленно мечем посекают, и домы их и жены и дети восхищают; нам же ни отколе помощи бысть, токмо в сохранении всещедраго Бога и в заступлении пречистыя Богоматери; зане убо много в разсуждении ты еси, о королю! молим тя и воспоминаем: по сем престанет бранняя лютость, и будущие соблазны да пройдут, якоже мирская имеют быти. Да подаси руку помощи и возведеши сына своего на царство мирно, а сам, милостивый королю! отступишь от Смоленска града и не твориши ополчения к тому. Сия вся словеса король слышав.
Безбожный же король вознесся мыслию и помрачися умом тьмою прелести и сына своего на Московское государство дати обещавает, в серце же своем нелепая помышляше, дабы православие соединить с латынством. Послы же начата глаголати, дабы от Смоленска отступил и дал бы покой христианству. Слышав же король, яко повелевают ему послы отступити от Смоленска града скоро, рассжегся яростию и устремления гневу его невоздержанну, гордыми словесы наскакаше на послов, без благочестия ума, понося их претительными обидами. И слышав сие, послы Московские скоро от лица королевского отходят и в станех своих пребывают. И тако замедленну бывшу посольству, королевския ради неправды и злого ухищрения; последиж того скоро приставов к ним приставляет и за стражбу их разводит, а по сем и заточению предает.
И в таковой приключившейся беде послы Московские много время пребыша, даже до великаго избраннаго государя царя и великого князя Михаила Феодоровича всея Poccии».

46.
Патриархом тогда был знаменитый Ермоген. В хронографах, хранящихся в Императорской Публичной библиотеке под № 64 и 87, я нашел следующее любопытное известие о характере великого святителя, кажется, нигде еще не напечатанное. Выписываю из № 64; курсивом напечатаны разнословия и прибавления из № 87:

«В первое лето царства Василия царя, возведен бысть на престол патриаршеский и велицей церкви Ермоген, иже преж бысть Казанский митрополит, словесен муж и хитроречив, но не сладкогласен; от божественных же словесех присно упражняшесь и вся книги ветхого закона и новыя благодати, и уставы церковные и правила законные до конца извыче. А нравом груб и к бывающим в запрещениях косен к разрешениям, ко злым же и благим не быстрораспространителен (не быстрорассмотрителен), но ко льстивым паче и лукавым прилежа и слухолествователен бысть (о семь убо некий рече, яко всех земнородных ум человеч погрешителен есть) и от доброго нрава злыми совратен, якож и сей преложен бысть от неких мужей змиеобразных, иже лесть сшивающи казньми соплетоша и любезное в ненависть преложиша, еже о Василии царе злоречеством навадиша мятежницы словесы лестными (льстивыми). Он же им о всем веру ят и сего ради к царю Василию строптивно, а не благолепотно беседоваше всегда: понеже внутрь уду имый наветовательный огнь ненависти и на супостатная коварьства. Якож лепо бе, никакожь отчелюбно совещавающеся с царем. Мятежницы ж во время овсе прежь царский венец низложиша, потом же и святительскую красоту зле поруганием обезчестиша: егда бо по Василии царе прияша Москву супостатнии руце; тогда убо он, по народе пастыря непреоборима показати себе хотя, но уже времени и часу отшетшу, како непостоянному стояти вознепщева и во время лютыя зимы кляпышу процветати хотя? Тогда убо аще карящуся (и ярящуся} на клятвопреступные мятежники и обличая христианоборство их, но ят бысть немилосердыми руками. И аки птенца заклепа, гладом умориша и тако ему скончавшуся».

В Повести Филарета действия Ермогеновы описаны таким образом:

«Святейший Ермоген патриах, советовав со князи к боляры и со всем царским синклитом, стояти ли противу Литвы и осады укрепити и сидети во граде, или послати к королю, дабы отпустил сына своего на стол великия России? Многу же о том размышлении бывшу, но положиша на волю Божию. Калужская сила стояху в Коломенском под Москвою, тщахуся похитим коварством град. Тогда святейщий патриарх с боляры совет сотвориша, да пошлют к королю о сыне его просити на стол великия России, глаголюще: лучше нам, да владомы будем кралевичем, и егда приидет, тогда крестим его в нашу Греческую веру, неж нам предатись сему окаянному и ложноназванному царю, врагу креста Христова, иже не вемы откуда приидоша. Тогда благоразумные боляре, много о сем размышляя всячески, како бы полезная царству сотворити. И мнозии людие прихождаху к ним и многу мольбу деяша, дабы послати к королю укрепиться крестным целованием. Они же им отвещая: о людие Московстии! пождите, дабы не вскоре предатись. И много пренемогаяся. И абие месяца августа в 3 день, выехаша за град Московские боляре, и съехаша с Литовским гетманом Станиславом Желковским, много о сем изречение бысть и всячески глаголаша с ним, дабы не поручена была наша христианская вера Греческого закона папежскому закону. Литовский же гетман клятвы страшныя на ся возлагая, яко быти вере неподвижно во веки, еще же вдаст и лист от короля за королевскою рукою и за печатью, в нем же пишет, яко быти вере по прежнему обычаю, також и всему государству во всем достоянии, и многу схождению бывшу. Тогда целоваше крест». (Следует описание посольства Филарета и Голицына, приведенное нами выше прим. 41)
«В то же время, егда посольства своего бремя творяху. Литовский же король не престая коварствуя на святый царствующий град и на все Российское царствие, как бы ему уловити Христово стадо, присла на Москву сообщника своего Михайлу Глебова сына Салтыкова, да обратит всех людей под его корону. Той же прелести наставник, Михайло Салтыков, приде во град Москву и нача своя коварственная творити, овиих прельщением и муками, иных ласканиями и имениями многих уловлиша и приводя к своей прелести. Тогда же святейший Ермоген патриарх о сем много ему возбраняя и запрещая и вечному проклятию предая и из благословения изъимая и из церкви изжена и христианству чужа его именуя. Он же окаянный с патриархом вси вопреки глаголаша и святительский его сан и здравое его учение небрежению предая и ни во что вменая: помрачи бо ему злоба сердце его. Московские же народи не разумевше бывшаго лаятельства его, сотвориша пустошная и злая, оскудевши умы своими: помрачистабося очи их не видети суеты и яже своея погибели не разумеша и не возмогоша отринути, наипаче себя в напасть ввергоша. По сему Михайлову злому умыслу, восприяша гетмана со всем воинством во град и предашася в руце его месяца сентября в 21 день 119 года. Той же гетман вшед во град и войско свое по главным домом поставляет во внутреннем граде превысоком Кремлю и наказа их довольне, како бы им быти от Московских людей в опасеньи и постави над ними воеводу и властелина пана некоего, Александра Гонсевскаго, королевским неправдам верна советника. Самый же гетман Желковский пойдоша к своему королеви под Смоленск. И тако стояще Поляцы с того числа во граде Москве чрез зимнюю годину даже и до марта месяца и начаша людие насиловати и всякую власть во граде восприемлют и стражей от врат Русских отослаша, своих же Польских уставляша, Русским же людям ни в чем воли не даяху и изменницы Русскаго царства, яко эхидна некая дыхая на царствующий град и велик пламень нечестия возмущения возжигая, сим же богомерзким проклятым Римляном непрестанно Московский народ облыгая изменою и на царствующий град всячески их подвизая. Тогда же Поляцы и Русские изменницы еще не сыты быша неправды, взяша из Чудова монастыря бывшаго царя Василия и братию его князя Дмитрия, да князя Ивана Ивановичей Шуйских, и князя Дмитриеву княгиню Екатерину и поведоша их в Иосифов монастырь и оттоле в Литву и приводиша их к королю; он же видя их, рад бысть и во все окрестныя государства посла, яко Москву победи… И своим богоотступным людем Польским и Русским прелестник писаша, дабы неослабно промышляли над Московским государством, ежебы соединити с латынством и привести в папежскую веру. Тогда Литва начат на Москве самовольством имение грабити и всяко насилование чинити безвозбранно, и святым церквам и честным иконам попрание деяти и людей к своей прелестной веpе превращати. Людие Московстии, видя королево неправдование, вси возстенавше от сердца и плачущеся неутешно и прибегаху ко святейшему Ермогену патриарху и припадаху пред ним и поведающе свою погибель. Он же рече: „О чада! не аз ли вам возбранял в прежних ваших начинаниях? Не аз ли вас уймал? Вы же, неумытная и непослушная чада, сему не внимаете. Ныне же не вем, что творити“. Многажды же святейший Ермоген патриарх препираяся с Литвою и понуждая их, да без крове изыдут вон из града. Они же не точно не хотяху изыти, но тщяхуся и всею Poccиею обладати. К ним же приставаху христоотступницы и неразумнии людие, на обед к ним прихождаху, и имение от них приемля, и с ними единомыслие имуще на царствующии град, и многих православных обличаху и к Литве приводаху, испытанием и муками озлобляху, узами и темницами томяху и смерти тайно предаваху». (Следует onucaние смерти Тушинского Вора, помещенное выше в примеч. 45).
«Слышано же бысть сия (гибель Самозванца) в царствующем граде, начальницы же и воеводы Польского народа радовахуся о том радостию велею зело: понеже боязнь велию о нем в сердце своем имеяху. Посем же Поляцы начата небоязненно на царствующий град налегати. Видев же сия людие Московстии в толицей беде предложенных и нача сетовати и болезненно воздыхати, яко уже кончина приходит и посекаемый меч уже готов бысть. Великий же патриарх, новый исповедник, святейший Ермоген узре cию настоящую беду; и тако созывает народы и повелевает мужески противу Поляков за христианскую веру стояти и братися; и посылает писания во все грады Poccийския державы, на подтверждение людям, дабы царствующий град изхитили от рук иноплеменных; а наипаче посылает во страны Рязанския во град Переславль к воеводе и властелю Рязанския земли, Прокофью Ляпунову, и молит его, дабы не дал в разхищение и в вечное падение царствующаго града Москвы. Полковницы же и воеводы Литовския земли и Московские изменницы много о сем патриарху претиша и зловещательныя словеса на него излияша. Он же сего прещения никако ужасеся, но и паче подкрепляя народ. Тогда же прииде от короля пан Александр Гонсевский на Москву; той же наипаче начать укрепляти, Московских же людей ни во что положи. С ним же прииде и богоотступный королевския ближния думы Федка Андронов, прежь бывый Московский купец и превратися в латынство, его же тщахуся величеством сана от короля. Он же, егда прииде на Москву, тогда зло ко злу приложи, озлобляя православие, хотя все государство привести в латынство, о благочестии же ни мало не поболе, ниже кто ему смеяше возбранити, токмо един святейший Ермоген патриарх Московский и всея России. Той ему, возбраняя и запрещая и от свидетельства святых писаний извествуя истинное благочестие, глаголаше: «О Феодоре! злодей зловерне! почто в латынскую веру уклоняетеся и на Христово стадо, яко волки, дышете и православие хотите с латынством соединити?
Он же клятву на ся возлагая, яко ничто странна и чужа не прияти. И многу в них мятению бывшу; многож патриарх обличая, якоже соединение с латынством. Федка не внимая сих, соединися с Литвою, и жестоко огорчися на православие, и иже с ним инех златом ловяще, инех сапом почтения, овии же малоразумием, инии же неволею. Тогда же возмятеся, иже бы озлобити патриарха, и много изтязаем бысть. Он же святейший патриарх, наипаче Божественныя ревности исполнився, рече: „Да будут прокляты вси противящиеся истине и буйствоваше да упразднятся!“ Тогда же на блаженнаго святителя Христова соединишася, его же всячески одолети хотяху златом, и ласканием, и прещением, и мучением; ему же ничто не одоле, но со апостолом вопия: что нас может разлучити от любви Божия, меч ли, теспота ли гонителей? Последиже повеле его на его святительском дворе за стражбы держати».

Вот одна из окружных грамот, разосланных Ермогеном по городам для вооружения парода на Поляков: она писана от имени Московских жителей в Нижний Новгород, и как видно из послания Нижегородцев в Вологду (Собр. Государ. Грам. ч. 11. стр. 499), прислана патриархом 27 января 1611 года:

«Пишем мы к вам, православным крестьянам, общим всем народам Московского государства, господам братьям своим, православным крестьянам. Пишут к нам братья наши, разоренные и пленные, которые отцов, матерей, и жен, и детей своих оставших, в последнем оскуденьи дошедших, и неимущих где главы подклонити, как нам, всему крестьянскому народу Московскому, так и вам, ничего для, токмо для единого Бога всемогущего, видячи в конец погибели пришедших всех нас, утвердить совет, как нам всем православным крестьянам. останку не погибнути ото врагов всего православного крестьянства, Литовских людей. Что к нам писали братья наша, и мы тое грамоту к вам послали, и вы увидевше, станете разумети неисцельную язву, богопопустным гневом праведным за наше согрешение, которую погибель видячи над собою, извещаем; и мы не слухом слышим, до самих нас на Москве видением конечным погибель приходит. Для Бога, Судии живым и мертвым, не презрите бедного и слезного нашего рыдания; будьте с нами обще, заодно против врагов наших и ваших общих; помяните одно: только коренье, основанье крепко, то и древо неподвижно; только коренье не будет, к чему прилепиться? Здесь образ Божия Матери, вечныя заступницы крестьянския Богородицы, ея же евангелист Лука написал и великие светильники и хранители Петр, Алексей и Иона чудотворцы; или вам, православным крестьянам, то ни во чтож поставить? Се же и глаголати и писати страшно! Только того ради не будете с нами обще страдати, елико сила, елико милосердый Бог помочи подаст, и Богородица и великие чудотворцы помочь свою дадут: никто не мни и не веруй ни которому блазненному и льстивому слову, чтоб пощаженным быти. Писали к нам истину братья наша, и нынеча мы сами видим, вере крестьянской пременение в латынство и церквам Божиим разорение; а о своих головах что и писати вам много? Сами правду ведаете, что в тех во всех городех сделалось: Литовские люди владеют святыми церквами, и над иконами образа Божья не везде ли разорено и поругано? А вы ни един того мните, что над вами будет то же! А чтоб всем вам подлинно и достатно ведати, вся нашедшая пагуба на все Московское государство, на веры крестьянской разоренье и людей на погубленье, от немногих людей предателей крестьянских, которые ныне на то стали, что без остатка разорити православную веру и без вести сотворити; таково делается от них на Москве. Пощадите нас бедных, к концу погибели пришедших; душами и головами станьте с нами обще против врагов креста Христова. Аще общаго нашего моленья услышит милосердый Бог и даст нам помочь, и вам бы однолично, для всемилостивого Бога, на Него ж имеем надежду, чтоб послати вам грамоту тое, что писано к вам от братьи нашей из-под Смоленска, и сю нашу грамоту и свой совет отпишите во все городы, чтоб было ведомо смертная наша погибель конечная. Поверьте тому нашему письму: ей, поистине немногие в след идут с предатели с крестьянскими, с Михаилом Салтыковым, да с Федором Андроновым с своими советники; а у нас, православных крестьян, в начале Божия Мати и пречистая Богородица и Московские чудотворцы, да первопрестольник апостольныя церкви, святейший Ермоген патриарх, прям яко сам пастырь, душу свою за веру крестьянскую полагает несомненно; а ему все крестьяне православные последуют, лише неявственно стоят. И вам бы не презрети не презрением, ни восхотети видети поруганну образу пречистыя Богородицы, иконы Владимерския, и великих Московских чудотворцев, и нас братий своих православных крестьян, не видети быти посеченным и в плен розведенным в латынство» [Собр. Госуд. Грам. ч. II. стр. 495.]

47.
Главными крамольниками, друзьями Поляков, были Салтыков, Рубец-Мосальский, Андронов, и немногие другие.